Андрей Ливадный - Шаг к звездам [= Вспышка]
— Ты хитрая… — беззлобно усмехнулся Извалов. — Согласен, давай начнем с конца. Что я могу для тебя сделать?
— Я бы хотела бывать тут… как прежде.
— А в чем проблема?
— Я пользовалась твоим каналом доступа, — созналась Бет.
Антон был поражен таким заявлением.
— Ты пришла сюда через мою домашнюю систему?
Она кивнула, виновато потупившись.
— Это единственный канал доступа, который считается выделенным из общей системы безопасности и контроля, — после некоторой паузы пояснила она. — Когда реальность откроют для свободного посещения, я, естественно, найду иной способ проникновения.
— Погоди, я не совсем понимаю… — Антон в первый раз за все время их долгого разговора испытал настоящую растерянность. — Я думал, ты один из сотрудников ВКС.
— Почему ты так решил?
— Я судил по тем сведениям, которыми ты владеешь.
— Это ложный критерий оценки. Я не имею никакого отношения к Военно-Космическим силам.
— В таком случае кто ты?
Бет отрицательно покачала головой.
— Я не могу ответить. Пока не могу… Но… — Она подняла взгляд на Антона, и внезапно в ее голосе прозвучала не просьба, а мольба: — Не вытесняй меня отсюда. Я допустила оплошность, не заметив, что наши виртуальные матрицы совмещаются в этом квадрате Полигона.
— Собственно, мне не жалко, — смутившись порывом ее чувств, совершенно искренне ответил Извалов. — Не думаю, что твое присутствие тут наносит вред.
— Я люблю этот мир, — тихо произнесла она. — Здесь я ощущаю себя свободной. Можешь проверить — в твоих компьютерах все в порядке, я не потревожила ни единого байта информации.
— Ладно… Забудем об этом. Приходи, когда захочешь.
— Спасибо, Антон. Но ты так и не задал свой провокационный вопрос, — напомнила она, немного расслабившись.
— Ты уже ответила на него. Проехали… Пусть все остается по-прежнему.
— Значит, я могу приходить сюда?
— В любое время, — легко согласился Извалов. — Будем считать это неофициальной презентацией новой реальности. Надеюсь, что ты не ошиблась в ее предназначении.
— Здесь я не могу ошибаться. Я знаю.
Антон посмотрел вдаль. Солнце уже скатилось за край горизонта, и, пока они разговаривали, начали быстро сгущаться сумерки.
— Пойдем прогуляемся, пока совсем не стемнело, — внезапно предложил он.
Бет вздрогнула, и это не укрылось от взгляда Антона,
«Все-таки она странная», — невольно подумалось ему.
* * *…Испытывать внезапные острые чувства, граничащие с потерей самоконтроля, было для Антона столь непривычно, что поначалу он ушел в глухую защиту в наивной попытке проигнорировать поселившееся в душе смятение.
Не получилось. Не подчинились ни душа, ни разум, хотя после нескольких встреч с Бет в виртуальном пространстве Полигона он осознал всю абсурдность сложившейся ситуации…
Кем являлась она и что представлял собой он?
Со второй частью вопроса рассудок Извалова справился достаточно быстро: без излишней самокритики он обозвал себя сбрендившим виртуалыциком, к тому еще и калекой… хотя эта оценка во многом являлась субъективной. Несмотря на ежедневное длительное пребывание в виртуальной среде, он находился в прекрасной форме, и посторонний человек вряд ли распознал бы в Извалове какой-то физический дефект. Его протезы давно адаптировались к плоти — в местах соединений живого с неживым не возникало каких-либо ощущений дискомфорта, скорее, наоборот, с течением времени он все чаще забывал о полученном увечье, ощущая себя полноценным человеком.
Нет, проблема Извалова, разумеется, крылась не в физическом тонусе организма, а в сознании, в критичном восприятии самого себя, в тех комплексах и стереотипах, что сформировались в его рассудке за десять лет добровольного отшельничества.
Оказывается, он привык к своеобразному комфорту морального одиночества, отдавая предпочтение электронным машинам, а не людям, и вот результат: как пуля, ударившая на излете, пришло это глубокое, внезапное, ошеломившее разум чувство…
Он ощущал, что реальность Полигона по-прежнему тянет его к себе как магнит, но теперь уже в силу не одной, а нескольких причин. Фантомный мир, конечно, оставался его детищем, смыслом последних лет жизни, но к этим позывам все настойчивее примешивалось нечто новое, острое, саднящее…
Антон чувствовал себя совершенно сбитым с толку, когда, загружаясь в виртуальную реальность, машинально, не задумываясь, выходил в одно и то же место и, лишь оказавшись на знакомом склоне, у замшелого камня, прячущегося под сенью нависающей скалы, вздрагивал, мысленно укоряя себя за навязчивую избирательность.
Они не договаривались о встречах, но ожидание Извалова ни разу не обмануло его: спустя несколько минут в пространстве Полигона появлялась Бет, и все… логичный, взвешенный рассудок будто отключался, уступая место чувствам, трепетно волнующим душу… Он смотрел на приближающийся образ, испытывая ощущение внутренней неловкости, но и оно проходило, таяло, будто остатки внезапного морока, стоило ей подойти ближе и тихо, без натянутости, без фальши, с искренней радостью в голосе сказать:
— Здравствуй, Антон.
Она брала его за руку, и они отправлялись бродить по окрестностям, не избирая маршрутов, равно как и тем для разговора. Все происходило просто, естественно, оба интуитивно избегали серьезных, глобальных вопросов для обсуждения, как это случилось при первой внезапной встрече, и такие прогулки сближали их с пугающей быстротой…
Антон смотрел на Бет, отчетливо понимая всю бесполезность, ложность визуальных оценок.
О себе он в такие минуты не задумывался — у Извалова не было причин, чтобы формировать в виртуалке призрак, чем-то отличающийся от его истинного физического облика, а вот у нее подобные причины вполне могли найтись, такой вывод прямо вытекал из недосказанности их первой встречи.
«Ты сумасшедший…» — мысленно твердил себе Антон, возвращаясь оттуда.
Отключившись от сети, он подолгу сидел в глубоком кресле, глядя на заставку Всемирной Паутины, вращающуюся в глубинах стереомонитора, и мучительно размышлял над своими чувствами и образом Бет, с которой только что расстался.
Риск получить горькое разочарование был велик — кому, как не Антону, было знать, что ожидание праздника зачастую оказывается намного лучше самого праздника, потому он и таил свои эмоции, стараясь при встречах с Бет не проявлять острых, рвущихся наружу чувств.
История виртуальных сетей полна печальных примеров подобных знакомств. Извалов, естественно, не занимался специальным изучением данного аспекта фантомного существования человеческой личности, но за годы, проведенные в сети, он накопил достаточный опыт, чтобы настороженно относиться к «обликам».
Машина, с которой осуществляется вход в виртуальное пространство сети, могла придать пользователю любой сформированный лично или заимствованный откуда-либо образ. Люди часто пользовались подобными приемами в силу разных причин: мотивации варьировались от вполне понятных и оправданных до откровенно издевательских, злых, благо безграничная свобода и безответственность виртуального пространства позволяли скрыть правду о себе, кроме совершаемых поступков, разумеется.
Антон лично не попадал в неприятные ситуации. Когда он увлекался играми, в буквальном смысле тонул в мире грез, сетевые миры еще находились в зачаточном состоянии, а позже, вынырнув из этого омута, он по мере роста профессиональных знаний просто ушел в иную сферу деятельности — работа поглотила его без остатка, не оставляя ни времени, ни желания посещать «многолюдные» виртуальные пространства, где часто вспыхивали вполне конкретные личные драмы… — не стоило забывать, что за каждым жестом, словом того или иного виртуального призрака скрывается живой, эмоциональный разум.
Трагедии виртуалки находили самые непосредственные отражения в реальном мире, и вот настал черед Извалова испытать на себе всю тяжесть неопределенности всемирного пиршества иллюзий.
Его чувства к Бет вспыхнули, будто трескучий лесной пожар, полыхнувший из-за неосторожно оброненной спички, но что может быть мучительнее для логичного, умудренного жизнью, вкусившего всех ее прелестей уже немолодого, закосневшего в определенных привычках и взглядах одинокого программиста, вполне отдающего себе отчет в природе и происхождении виртуальных образов?
«К кому потянулась моя душа? Что скрывал за собой образ молодой женщины, пленившей его разум, — истинную Бет или, быть может, особу бальзаковского возраста, которая сбросила с себя бремя трех десятилетий и сейчас искренне наслаждается произведенным эффектом?» — с необъяснимой, внезапной горечью, даже озлобленностью думал Антон, досадуя на непривычные, дискомфортные мысли и чувства.
